Рятую з фікбуку ще одну роботу. Все інше є на комп'ютері, а тут дійсно не хочеться, щоб пропадала робота бети.
Сон
Автор: Марічка, та що з Києва
Беты (редакторы): BaMaRu
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Основные персонажи: Россия
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Пародия, Ужасы, Стёб
Предупреждения: Насилие
Описание:Некий гражданин Иван крайне обеспокоен и возмущен. Он сам еще не знает, чем именно, но подсознание посылает ему сон. Не вещий, но сам Иван решил не так.
Посвящение:BaMaRu и Панянка Львів, спасибо вам большое.
А еще огромное спасибо Иванке из Франковска за информацию с фронта. Она навряд это когда-нибудь прочитает, но все же не могу позволить себе ее не вспомнить.
Примечания автора:АХТУНГ: Майдан, Бандера, Олимпиада, русофобия, провокации.
Это уже третья работа подряд, в которой в той или иной форме упоминается Бандера. Что-то здесь не так...
Не воспринимайте написанное серьезно, особенно сам сон.
Автор очень хорошо видит осколки в глазах других, хотя его правый глаз не видит совсем. Не знаю, почему так.
Действие происходит где-то 24 января, то есть до открытия Олимпиады.
Работа на конкурс в группе:
vk.com/hetalia_ficbook Попался жанр "стёб", потому я старалась пропитывать каждую строчку ядом и любовью. Той любовью, которой Диккенс любил работные дома. Гиперболизация везде, но все же мне до сих пор кажется, что гиперболизированно недостаточно.
Тема Кисилёва никогда не исчерпает себя. Да, я знаю, что в России есть россияне, которые очень далеки от этой точки зрения. Я их видела, я говорила с ними, а некоторых даже трогала. Но кому интересно будет про них читать и писать?
Хотела написать еще эпилог, который бы можно было противопоставить сну Ивана. Сначала это должен был быть диалог Беларуси и Украины, потом я хотела дописать сцену с Украиной и парнями с Грушевского (которые на самом деле не носят нацистскую форму и не едят людей), но потом я посмотрела строки сдачи работ и поняла, что лучше уж будет так, но закончено. Быть может, когда-нибудь допишу, но кто делал что-то после слов "быть может, когда-нибудь"?
Все совпадения с поэмой "Сон" Шевченка совершенно случайны, но лучше поставлю "Пародию" в жанры.
читать дальше
Жизнь тяжела и тревожна, когда интернета нет. И вроде бы Ивану отключили доступ к всемирной сети не так давно, но ему казалось, что он уже несколько лет пребывает в полной изоляции. А ещё более ужасной ситуация представлялась, если учесть, что шел уже третий месяц Майдана.
Не то чтобы у него не было возможности узнавать информацию: телевизор работал, но лучше от этого не становилось. Про Майдан говорили очень немного, однако давали огромное пространство для фантазий. И несмотря на понимание того, что слухи о воскрешении Бандеры и съедении русских младенцев всего лишь гиперболизированные шутки, — одни мысли об этом вызывали у него подсознательный страх. Страх и глубокое возмущение. Причем одновременно, так как проблемы с психикой у него были ещё с детства. И сначала он не стеснялся в выражениях, когда высказывал это свое возмущение, однако надоело ему это довольно скоро: о Майдане говорили часто, а возмущения и нецензурных слов на всех не хватало, и потому эта тема стала его только раздражать, и лишнее её упоминание сильно портило Ивану настроение. Казалось бы, что может быть проще, чем избегать темы, о которой никому не хочется говорить? Да и разве у него было мало своих проблем? Олимпиада же скоро. Однако не всё так просто...
У Ивана была сестра, и была она очень хорошей сестрой. Всяких инородных кавалеров, которые мешали ей жить, она упорно отшивала, так как любила исключительно Ивана и жить хотела только с ним в единой, великой и нераздельной. Вот просто идеальная сестра, только всякие нехорошие бандеровцы вечно ей мешают, и потому она все время грустная.
Не знаю, было ли так, но он свято в это верил.
Именно из-за нее не мог он оставаться совсем в стороне, так как наш дорогой Иван всегда был очень обеспокоен проблемами посторонних людей, особенно если эти посторонние оказывались ему родственниками. И вот решил он однажды позвонить своей дорогой сестре, чтобы узнать, как у неё идет борьба с майдановскими фашистами. А что она? Взяла трубку и сказала:
— Пожалуйста, перезвони немного позже, а то я сейчас уже спать иду.
И почти сразу же скинула звонок. И было бы всё нормально, если бы не какой-то странный шум вокруг. Иван сначала надеялся, что она в маршрутке или ещё где-то, но вдруг в самом конце разговора услышал он странное «Слава...». И вот эти последние полсекунды вконец разрушили его покой. Уж явно ведь, что слава не святой Руси и не солнцу красному.
И почему это ей понадобилось идти спать? На дворе ясно, на часах только три часа дня, кто же в такое время спит? Уж явно, что всё для того, чтобы ночью выйти творить бесчинства всякие.
Как она могла? Как могла она предать их вечное духовное единство? Так низко с её стороны! Он ведь никогда не предавал её, никогда не отворачивался от неё... ну, не считая тех пары раз, но и то исключительно ради того, чтобы вернуть её на правильный путь. Было больно, да, и сейчас иногда больно. Но ведь он терпит и живет хорошо, почему она тогда не может потерпеть?
Иван, пораженный таким жестоким предательством, лег на диван. Тот в свою очередь устало скрипнул, но не развалился, так как даже диван понимал, что таким образом из жизни уйти не получится: Брагинский быстро починит его молотком и скотчем, как и тумбочку, душ, окна, ракеты и другие вещи, которые ломались не вовремя. Ивану страшно хотелось выпить, но поскольку он был алкоголиком в последней стадии, алкоголь давно перестал действовать на него независимо от количества. На этой неприятной мысли он задремал, а его плавающий в спирту мозг вдруг начал показывать страшные картины.
Снится ему, что летит он над городом Киевом и видит всё, что там творится. Всюду разбитые стекла, пустые ограбленные магазины, а улицы перекрыты горами мусора. Сквозь дым виднеется каркас йолки, на котором висят обугленные тела храбрых русских репортеров, коим когда-то не повезло попасть в плен к здешним фашистам. Порядка нет нигде, всюду висят красно-черные флаги, а улицами ходят банды озлобленных бандеровцев и терроризируют население.
И видит он где-то вдалеке что-то странное, подлетает поближе и ужасается: это со Львова на подмогу прибыл отряд УПА. Все как один грязные, необразованные и уж явно далеки от духовности, а впереди едет Тягнибок в нацисткой форме и выставляет всем напоказ свои клыки. Теперь-то ясно, почему они днем спят — упыри же солнца не любят. Идут они, как вдруг на дорогу выходит старушка с крестом. Они ей кричат: «Слава Украине!» — а та только смотрит на них глазами, полными ужаса, и не может ничего сказать. В ту же минуту они набросились на неё и больше старушку никто не видел.
Испугался Иван и полетел в другую сторону, чтобы найти кого-нибудь из своих и сообщить об опасности. И вот, видит он улицу Грушевского. С одной стороны стоят бравые бойцы «Беркута»: мужественные, сильные, храбрые, а что самое главное — благородные. Вот как в первый раз автобусы жгли, они очень не хотели, чтобы кто-нибудь из митингующих случайно получил ожоги, потому заодно с автобусами полили и людей, чтоб не загорелись случайно. Вот как они о людях заботятся, даже не смотрят на то, что фашисты. Стоят они, без щитов, без масок, гордо подставив грудь под пули грязных майдановцев. Добропорядочные киевляне спрашивают у них:
— Почему же вы без шлемов и касок?
— Так ведь закон запрещает, — отвечают те, — а мы закон соблюдаем.
— А почему без щитов?
— Черт его знает! Не выдали, так не выдали.
«Непривередливые», — думает Иван. — «Им всего хватает, не то, что этим». И с сердцем, полным гордости, летит к самому Майдану, в центр.
А там — ужас и кошмар: толпы немытых бомжей дерутся друг с другом возле котла с кашей, из которого торчат человеческие конечности, вокруг все палят в кострах учебники русского языка и православные иконы, а возле сцены толпится орда бритых гопников. Иван испуганно перекрестился, но всё же подлетел к сцене. И кого же он там видит? Возле микрофона, одетый в нацистскую форму, стоял не кто иной, как Степан Андреевич Бандера. Брагинский сильно возмутился ещё до того, как понял, что он давно умер, а когда вспомнил и об этом факте, его негодованию просто не было предела. Что уж говорить о том, что он там с трибуны говорил.
- Як продовження боротьби з одвічним ворогом України, що не дає нам спокою в цю непросту, але важливу для нас годину боротьби, ми мусимо вдатися до рішучих дій. І отже, віднині та з цього часу, ми оголошуємо війну...
У Ивана с ранних лет были развиты способности к считыванию зашифрованных посланий, а потому сей отрывок странной западенской речи он понял почти сразу: «Идем на Россию войной». И в тот самый момент понимания его эмоции накалились до такой степени, что он просто не мог держать их в себе.
— Ах, войны захотели?!
На этой ошеломляющей ноте Иван упал на пол. Сначала он не совсем понял, что произошло, но оглянулся: та самая квартира, те самые старые обои, тот самый протекающий потолок. Странное дело, но у Брагинского не было времени удивляться, так как он очень быстро вспомнил про недавнее предательство, и от этого ему стало невыносимо плохо. Нужно было кому-нибудь отвести душу, кому-нибудь верному, правильному, антизападному и анимайдановскому. Недолго думая, он взял телефон и позвонил Наташе.
Он любил её всем сердцем и душой, даже её приставания ему нравились, однако он пытался не выказывать этого и на то были причины. И, конечно же, он был бы очень расстроен, если бы узнал о ней что-то нехорошее или, по крайней мере, не каноничное.
Послышался шум и неразборчивые крики где-то на заднем фоне, что уже заставило Ивана заволноваться. Дальше стало хуже: голос Украины где-то вблизи, уже знакомое Ивану «Слава...». Наконец, Наташа заговорила:
— Але? Брацік?
Брагинский не выдержал и молча бросил трубку. И она туда же... И ведь разве она не понимает, что там полно агрессивных националистов, которые терпеть её не могут? Понимает, но все равно идет туда, глупая. И ради этого он спасал их от фашистов?
Он не знал, злиться ли ему, возмущаться ли ему. Ситуация явно была очень непонятная, а в непонятных ситуациях лучше идти спать. Вот Иван и последовал народной мудрости. Тем более, сон он недосмотрел.
Не успел Брагинский задремать, как снова оказался возле сцены, но уже в несколько другой обстановке. Ряды радикальных правых немного разошлись или отступили на задний план. Очевидно, побежали громить храмы и бить православных священников. Теперь же площадь была наполнена извращенцами-гомосексуалистами самых разных мастей, а красно-черные флаги заменили радужные знамёна ЛГБТ. Вид некоторых поражал своей аморальностью, а другие и вовсе совокуплялись на людях. Всё было так отвратительно и богомерзко, что Иван даже предпочел бы испытать на себе все пытки местного СС, чем остаться здесь ещё хотя бы на минуту.
К трибуне подошел полуголый мужчина и одной фразой разъяснил такую странную смену обстановки: американцы летят на подмогу. И действительно, скоро в небе появились американские самолеты, а где-то вдалеке послышался шум американских танков. Не пришлось долго ждать, посреди площади приземлился вертолет, из которого самодовольно вышел не кто иной, как сам Альфред Ф. Джонс.
Ликующая толпа бросилась к вертолету, разбирать американские подарки: валенки, тушенку и разного рода ракеты. Сам Джонс таким вниманием был откровенно польщен, но целью его являлось далеко не внимание, а мировое господство. И Иван знал об этом с ранних лет, его так в школе учили. Вдруг люди расступились — пришла вышеупомянутая сестра Ивана, которую он называл Ольгой, невзирая на то, что её никогда так не звали. Брагинскому хотелось до последнего верить в лучшее, однако ожидания его не были оправданы. Она тут же бросилась в объятия к американцу, практически обнажившись перед ним, позволяя трогать себя в самых интимных местах, чем тот с удовольствием пользовался.
Но не всё потеряно, так как на площадь пришли странные люди. Они шли ровным шагом и походили на военных, но это не были ни нацисты, ни американцы. Когда они приблизились, Иван заметил Наташу впереди толпы и несколько милых его сердцу зелено-красных белорусских флагов (других он попросту не знал), и вдруг в его душе снова поселилась надежда. Вот они — спасители, скоро весь этот ужас закончится.
Девушка подошла к американцу вплотную, воцарилась тишина. Вдруг она вскинула руку в фашистском приветствии и прокричала известное Ивану националистическое приветствие, которое они часто используют на своих митингах: «Что-то не так!» После этого она послушно стала перед Альфредом на колени.
Тут Брагинский снова не смог сдержать эмоций и, забыв, что он стоит просто среди толпы, вскрикнул:
— Никчёмные предатели!
Казалось, все участники этой проклятой оргии заметили его и, к несчастью для Ивана, поняли, что он — русский. Из ниоткуда появились жаждущие крови бандеровцы и всей оравой бросились на бедного Брагинского. Конечно, он героически защищался, но вскоре пал от рук всех этих гадких майдановских предателей.
Тут он снова проснулся. Оглянувшись вокруг, он долгое время не мог понять, что происходит и почему он снова в своей квартире: уж больно реалистичным был сон. Однако скоро он вновь вспомнил про предательство, и потому раздумья о сне отошли на второй план. Иван разозлился и от досады пнул ногой первое, что попалось на глаза.
Тогда он решил плюнуть на всё это — и плюнул. Всё таки, у него были проблемы поважнее, ведь скоро Олимпиада. Скоро все соберутся в Сочи, скоро, наконец, зажгут олимпийский огонь, если он, конечно, зажжется, скоро всем будет хорошо и радостно. Жаль только, что в Сочи его не пустят — нет паспорта болельщика. Но он обязательно посмотрит открытие игр на одном из немногих каналов, которые ему ещё разрешают смотреть, скорее всего, не в прямом эфире, а потому никогда не узнает, что красное кольцо так и не раскрылось. И будет гордиться, а если не будет, то придется ненавидеть себя за это.
А вечером он сестре так и не перезвонил. И правильно, ведь на Грушевского снова загорелись шины.